Уродка: и аз воздам - Геннадий Петрович Авласенко
А вот поселковое ополчение, наспех собранное и плохо обученное, к сожалению, такой стойкостью и решительностью, увы, не обладала. Каждый из ополченцев хотел выжить… и каждый наивно надеялся, что именно его смерть сегодня обойдёт стороной. И глупо было бы даже предположить, что начнут они сейчас бесстрашно бросаться в самую гущу врагов, для того только, чтобы смертью своей хоть на какое-то краткое мгновение их задержать.
Стоя на валу возле самых защитных ворот, в данный момент затворенных, инспектор мог сверху обозревать все перипетии развернувшееся по обе стороны от ворот сражение. И ясно понимал, что ополченцы не смогут долго противостоять столь мощному напору врага, не могут ничего противопоставить его неистовой ярости и полному презрению к смерти.
И действительно, ополченцы, хоть и медленно, но начинали подаваться назад. Вот они уже оказались прижатыми к самому защитному валу (да и какой это вал, смех один!), вот, пятясь, взбираются на его вершину, с которого всё ещё продолжают вести свою прицельную стрельбу некоторые из лучников. Те, наверное, у которых запас стрел ещё не полностью иссяк.
А уроды и не думали замедлять победоносного своего наступления. Наоборот даже, предчувствуя близкую победу, они только усилили натиск. И вот уже бой закипел по всему валу, без исключения.
Жестокий безжалостный бой, где даже не предполагалось взятие в плен добровольно сдавшихся или хоть некое проявление милосердия к упавшим или тяжело раненым противникам.
Жандармский корпус во главе с инспектором находился пока в резерве, и располагался за внутренней стороной вала, совсем неподалёку от его закрытых ворот. Тут же, рядом, готовился к бою и конный отряд, тоже, увы, весьма немногочисленный. И когда инспектор, торопливо сбежал вниз по пологой внутренней стороне вала, командир конников, Зигфрид, весь в кольчужных доспехах (даже плащ из тонких кольчужных колец, защищающий не только спину, но и конский круп) немедленно подскакал к нему.
– Ну что, господин старший инспектор?! – взволнованно выкрикнул он, с трудом сдерживая на месте пляшущего жеребца. – Пора и нам вмешаться, как думаете?!
– Рано ещё! – процедил сквозь зубные пластины инспектор, внимательно вглядываясь в продолжающееся на вершине вала сражение.
– Глядите, как бы поздно не было!
В словах Зигфрида был свой резон, но инспектор всё никак не мог решиться на атаку. Конечно же, вылетев из ворот и неожиданно ударив в самую гущу ничего не подозревающих уродов, кавалерия внесёт в их ряды несомненное смятение, а жандармы потом это смятение ещё и усугубят. Но вот насколько сильным окажется это смятение в рядах уродов, и переломит ли их внезапная атака весь ход битвы?
В этом инспектор почему-то глубоко сомневался.
Но с другой стороны, мешкая с внезапной атакой, не окажется ли именно он, главный инспектор, основным виновником будущего неизбежного поражения?
– Ну что же вы, господин старший инспектор?! – крикнул почти страдальчески Зигфрид. – Решайтесь!
– Ладно! – глубоко вздохнув, выговорил инспектор. – Атакуем!
– Мечи вон! – ликующе закричал Зигфрид, поворачивая коня и сразу же бросая его в бешенный галоп. – Открыть ворота!
Вихрем промчались всадники сквозь неширокую створку ворот… и видно было даже отсюда, как врубились они в нестройные ряды наступающих уродов, как красиво и слажено заработали длинные их мечи…
Это был момент истины… и именно сейчас должен будет решиться исход сражения! Пан или пропал… и наконец-то заждавшийся меч инспектора вдоволь напьётся гнусной крови этих презренных тварей!
– Жандармы! – выхватывая меч их ножен, закричал инспектор ликующе. – Мечи из ножен, щиты сомкнуть!
– Господин старший инспектор! – встревожено и даже испуганно выкрикнул вдруг кто-то из жандармов, тыча рукой в противоположную от ворот сторону. – Чего это там?
Инспектор обернулся.
Со стороны посёлка сюда, в сторону ворот бежали люди. Превеликое множество людей, в основном, женщины и дети…
Самых маленьких детей женщины несли на руках, дети постарше семенили сами, крепко ухватившись за материнские руки. Многие женщины плакали… и дети тоже плакали, все, без исключения.
«С ума они все сошли, что ли? – мелькнуло в голове инспектора. – Аккурат под мечи сунутся!»
– Стойте! – закричал он, бросаясь навстречу рыдающей этой толпе и отчаянно размахивая руками. – Куда вы?! Тут бой, нельзя вам сюда!»
– Крысы! – прорыдала, останавливаясь, пожилая женщина и только сейчас инспектор смог разглядеть у неё на щеке глубокую колотую рану, из которой всё ещё продолжала сочиться кровь. – Там крысы… много… всех убивают…
– Кроме детей самых маленьких… – тяжело дыша, добавила её соседка, крепко прижимая к себе испуганного зарёванного малыша и нежно гладя его по голове в тщетной попытке хоть как-то успокоить, утешить. – Они их в подземелья свои уволакивают…
Глава 13
Виктория
Посёлок был объят ужасом…
Смертельным ужасом…
Но это было чуть ранее. Ещё до моего прихода…
Сейчас же над посёлком просто витал незримый дух смерти.
И его можно было ощутить даже на расстоянии.
Ускоренно вышагивая по базальтовой равнине, оставшейся от давнего термоядерного удара (по «проплешине», как привычно говаривали и люди посёлка, и мы, уроды), я, переведя центральную часть лицевого стекла на десятикратное увеличение, ещё издали смогла разглядеть огромное количество мёртвых тел, лежащих и у поселкового вала, и (в чуть меньшем количестве, правда) на самом валу…
По всему видно, битва, произошедшая здесь совсем недавно, была крайне ожесточённой, но вот кто одержал в неё верх, этого я пока понять не могла. Даже, когда приблизилась к месту сражения вплотную…
Впрочем, более правильно было бы назвать это место – «местом умерщвления».
И я, убавив ход до минимума и почему-то сдвинув вверх лицевое стекло (сама не понимаю, с какой целью сделала это?), принялась внимательно всматриваться в окровавленные тела, лежащие вокруг столь густо, что даже ступать между ними не везде возможно было…
И, как бы не привычным стал для меня в последнее время сам вид крови, страданий и даже гибели тех или иных живых существ, как бы не очерствела, как бы не ожесточилась вконец истерзанная моя душа… но увиденное здесь заставило и меня невольно вздрогнуть и остановиться.
Господи, сколько же их тут полегло: и жителей посёлка, и наших, их резервации!
Впрочем, преобладающее число убитых составляли именно жители резервации. Где-то, в пропорции: пять к одному, а то и более.
Но и жители посёлка тоже немало своих тут положили. Вон даже лошади мёртвые валяются в разных местах… а это ж сколькими жизнями заплатить надо было, чтобы одного только всадника с зубастой его лошадкой завалить наземь! Тем более, простыми копьями, дубинками да кирками…
Вот это больше всего и настораживало меня, когда, остановившись у самого
